Первая ракетка России на неделе побывала в гостях у «СЭ», откровенно рассказав о безжалостном спорте, странностях своих коллег, Твиттере Кафельникова и допинговых нападках на нашу страну Черноморская жемчужина.

— Позади сложный сезон, во время которого многократно менялись лидеры мирового рейтинга. Могли ли вы в этом году претендовать на первую строчку?

— У меня получилась скомканная концовка сезона после того, как я травмировала кисть на US Open. Вряд ли при таком раскладе я могла претендовать на первый номер рейтинга. Место в первой десятке — это неплохой результат, но я, конечно, хотела бы большего.

— Отсутствие очевидного лидера в женском туре — это хорошо или плохо?

— Это дает СМИ дополнительный повод писать о теннисе. Лично я болела за то, чтобы первой ракеткой стала Симона Халеп. Раньше ей не хватало совсем чуть-чуть. А теперь ее звездный час пробил в тот момент, когда она не совсем его ожидала. В жизни часто так бывает.

— Халеп — ваша подруга?

— Мы хорошо общаемся в раздевалке, но не могу сказать, что у нас большая дружба. Мы даже на ужин ни разу вместе не ходили. Но Симона очень искренняя и приветливая — я ее очень уважаю.

БАРТОЛИ ПРИВЯЗЫВАЛИ К ЗАБОРУ КАК ЛОШАДЬ

— Кто, на ваш взгляд, самый незаслуженно распиаренный теннисист?

— Для меня это Эжени Бушар. Меня она не бесит — считаю, что канадка очень симпатичная девушка. Но вокруг сколько молодых теннисисток, которые круто играют. А Бушар в одном сезоне выстрелила, а впечатление такое, будто она постоянно в первой десятке. На больших турнирах к ней всегда особое отношение. Она постоянно на обложках, на том, на сем. Но я привыкла, что несправедливость встречается везде. Чем быстрее мы это примем, тем проще нам будет. Люди любят выставлять напоказ дорогие машины, например. Но я считаю, что если ты пробился, то этим не надо кичиться. Иначе тебе начнут завидовать, а это уже плохо. Я против зависти, ненависти, злобы.

— А кто тот человек в теннисе, на которого все хотят быть похожими?

— Очень многие девочки хотят быть похожими на Машу Шарапову. Особенно высокие блондинки и те, кто играет в агрессивный теннис. Но в целом многое решает стиль игры. Если какая-то девочка играет в моей манере, она будет стремиться походить на меня.

— Многие восхищаются Каролин Возняцки, которая снялась для Sports Illustrated. Эта та вершина, к которой стремятся теннисистки?

— Мы настолько все разные… Я вот не стремлюсь так сняться. Кто-то хочет стать звездой какого-нибудь хит-парада, кто-то — нет. А кто-то мечтает, например, учительницей стать. Была у нас такая теннисистка Эми Фрэйзер. Все время перед матчами сидела с книжками. И по окончании карьеры, по-моему, пошла в школу работать. Все очень специфичные.

— Самая странная теннисистка, на ваш взгляд?

— Их очень много. Та же Марион Бартоли. Она всю жизнь со своим отцом. Он какой-то доктор, но взялся ее тренировать. И у них были самые странные занятия, какие я только видела в жизни. Например, отец привязывал Марион к забору как лошадь, обматывал коленки пакетами со льдом и ставил под пятки какие-то каблуки — я точно не знаю, что это было. И сам, хоть никогда не играл в теннис, кидал ей мячи — она за ними бегала в разные стороны. И это только часть их тренировок. И таких спортивных извращений очень много.

— Почему они появляются?

— Теннис — тяжелый вид спорта в плане психологии. Мы все заканчиваем играть с психологическими травмами. Да и вообще спорт это не для здоровья. С семи лет — постоянные тренировки. Плюс с 1415 лет ты в бесконечных разъездах. Колесишь по миру один. И вокруг тебя такой маленький цирк — не знаю, как это еще назвать. Восемь месяцев в году постоянные стрессы, перелеты, разные страны и жуткое одиночество. А если еще и родители на тебя давят… Родители — больная тема для тенниса. Они часто перестают быть адекватными. Многие решают сами тренировать своих детей, не доверяют специалистам. Теряется связь «родитель — ребенок». Ребенку это мешает. Очень много таких примеров.

— История Елены Докич вам известна?

— Да, там то же самое. Не читала ее книгу, но легко могу поверить в то, о чем она рассказывает. Пока я росла по теннисной лестнице, много всякого видела. Как родители бьют детей. Как люди бросают работу и живут только ради того, чтобы ребенок заиграл. Представляете себе: маленькая девочка, а папа у нее не работает, и вся семья сидит на ней. У многих так. Теннис — очень жестокий спорт. Со стороны кажется, что это высокие гонорары и красивые страны. На самом деле, все иначе.

— По ходу этого сезона неоднократно доводилось слышать разговоры о сексизме в теннисе. Например, когда во время Уимблдона провели конкурс на самое красивое платье.

— Я в таких конкурсах не участвую. Считаю, что у меня на Уимблдоне в этом году было очень красивое платье. Его сделала российский дизайнер Юля Калманович, и оно мне очень нравится. Но меня ни в один конкурс с этим платьем не взяли. Там очень странный выбор. Я к этому привыкла и спокойно отношусь, хотя поначалу переживала. Это вопрос, скорее, об организации женского тура. Там выбирают два-три человека, и их поддерживают, вне зависимости от того, как они играют. На обложках турнирных журналов постоянно одни и те же лица, а другим уделяется очень мало внимания. У меня, россиянки, свои контракты, совсем не такие, как у тех, кто из Америки, Канады или Франции. Но от этого нельзя раздражаться.

Например, на Уимблдоне я провела матч 1/8 финала с Радванской, потом мы три часа играли в паре, закончили очень поздно, а на следующий день мой четвертьфинал поставили первым запуском. Я говорю: «Простите, но у вас следом играют Вандевэй с Рыбариковой. Нельзя было нас поменять?». На что мне ответили: Вандевэй — американка, это важно для телевидения. И так всегда! Телевидение важнее. Я понимаю, что это финансы. Но хочется иногда какой-то поддержки.

НА РУБЛЕВКЕ МОЖНО ХОРОШО ЗАРАБАТЫВАТЬ, ПРОСТО ПОДКИДЫВАЯ МЯЧИКИ

— Недавно в Милане прошел мужской турнир NextGen по экспериментальным правилам. Смотрели?

— Смотрела матчи наших ребят. Некоторые правила там совсем странные. Например, ограничение времени между розыгрышами. У каждого игрока свой ритм. Как его можно ломать? Это все равно что Марии Шараповой запретить кричать на корте. И разрешение зрителям ходить по ходу розыгрышей — это вообще нонсенс. Мне мешает, даже если кто-то на трибуне веером машет. В этом году на турнире в Цинциннати я попросила кого-то убрать веер. У нас мячик очень маленький, а концентрация нужна очень большая. Это же не баскетбольный мяч!

— А если бы кто-то с трибуны кричал как в футболе: «Кузнецова-Кузнецова! Хей-хей-хей!«?

— Под руку? Ужас! Это вообще невозможно. Хотя ко всему, наверное, можно привыкнуть. Будет этакий базар-вокзал. Но классика есть классика. Теннис — очень сложно сделать баскетболом. Как бы ни хотелось придать ему больше популярности. Это все равно что в шахматы играть на дискотеке.

— Представьте, что у вас есть право внести в правила одно изменение. Что это будет?

— Я бы сократила сезон. Сто процентов. Теннис — единственный вид спорта, где играют с января по ноябрь, а в декабре предсезонка. Я 17 лет живу в таком графике. На отдых есть две недели в году. И ты не можешь себе позволить выйти из формы.

— Из-за этого, на ваш взгляд, падает зрительский интерес?

— Есть разные страны. Например, приедет Нишикори в Японию играть, трибуны будут заполнены. В России при Борисе Николаевиче Ельцине теннис был на совсем другом уровне. Когда политики поддерживают теннис в стране, все иначе. Но, пожалуй, вы правы. Был бы сезон короче, интереса было бы больше.

— А если не календарь, а именно что-то связанное непосредственно с игрой?

— Я бы убрала пятисетовые матчи у мужчин. Я не посмотрела ни одного пятисетового матча от начала до конца. Ни одного! Я представляю, каково тренерам сидеть пять часов каждый второй день.

— Вы, наверное, слышали высказывание Леонида Слуцкого о том, что Россия — не футбольная страна. На ваш взгляд, Россия — теннисная страна?

— Не теннисная. Хотя у нас очень большая теннисная история. При практически никаком финансировании. Если сравнивать с тем, какая поддержка оказывается теннисистам в других странах. Может быть, мы и закаляемся поэтому. Из-за того, что мы ниоткуда. Как Рокки Бальбоа. Только они взяли русскую историю и сделали ее американской. Нет, мы не теннисная страна.

— А спортивная?

— Я считаю, да. У нас все занимаются спортом. Спорт есть в школах. Спорт везде — очень много площадок на улицах появляется.

— Какие шаги вы бы предприняли, чтобы сделать Россию теннисной страной?

— Для начала я бы создала школу для тренеров. Чтобы дать знания игроку, тренер должен иметь спортивное образование, знать, как распределяются и подаются нагрузки. При хорошем финансировании первоочередное — это база тренеров. Не таких, которые будут проводить уроки для галочки. Вот в итальянском футболе потрясающая тренерская школа. Они там очень серьезно готовятся. А не так — посетил два рука и получил корочки.

У нас каждый в своей норе. Все должно быть более профессионально. Я живу в России, и мне здесь сложно найти спарринг-партнера. Никому это не интересно. Зачем кому-то спарринговать со мной, если он больше заработает, подкидывая мячики на Рублевке? Нет единой структуры, нет базы. Нужно приглашать тренеров из-за рубежа, чтобы давали уроки, делились своими знаниями. Создавать специальные школы, чтобы дети могли там и учиться, и тренироваться, и жить. По типу интерната моего отца.

НЕ ХОЧУ СМОТРЕТЬ БАТТЛЫ, ГДЕ ЛЮДИ ОСКОРБЛЯЮТ ДРУГ ДРУГА

— Вас наверняка часто просят о селфи. А кого из известных людей просили о селфи вы?

— В свое время я слушала в юности группу «Алиса». И когда, попав на их концерт, пошла в гримерку знакомиться с Костей Кинчевым, я заикалась от волнения. Мне друг говорит: «Света, ты чего? Ты же мировая звезда!». Я отвечала: «Ты не понимаешь, я же в детстве на него смотрела широко открытыми глазами!». Да, я многого добилась, но воспоминания остаются. Вот, с Костей есть фото. А так, хотела бы сделать селфи с Владимиром Путиным.

— У вас нет?

— Нет, мы никогда не встречались. Но это было бы классно.

— Представим, что вы сделали селфи с Путиным, и можете его о чем-то спросить.

— Наверное, я бы просто сказала ему, что в будущем хотела бы помогать развитию спорта. Привнести в него какие-то перемены, сделать перестройку.

— Вам нравится, как устроена американская система спорта?

— Вы знаете, это все шоу. Я патриот до мозга костей, как я могу такое сказать?

— А что бы вы тогда изменили у нас?

— Меньше воровать надо (смеется). Ну, а как вы хотели? Если у нас есть госфинансирование, то где оно? Конечно, я не вращаюсь в этих кругах, не могу ничего утверждать. Но мне безумно обидно за свою страну. Не знаю, как помочь, что сделать.

— О чем думаете, когда видите как жестко Евгений Кафельников общается в соцсетях?

— О том, что он вице-президент федерации тенниса России. Я его очень уважаю как спортсмена, он настоящая легенда. И хочется, чтобы он был примером детям. А я бы не хотела, чтобы мой ребенок читал Женин твиттер. Конечно, он может высказывать свое мнение. Он ничего не боится, это круто. Хоть я и понимаю, что он фанат «Спартака», но я бы так не поступала. Но мы все личности, у каждого есть право вести себя как он хочет.

— Не спрашивали Марата Сафина, почему он оставил политику?

— Я его после этого даже не видела.

— Можете представить себя депутатом Госдумы?

— Почему нет? В том случае, если могу быть чем-то полезной. А не сидеть сложа руки — смотрите, какая я крутая, я депутат. Мне бы хотелось помочь спорту. В будущем же нужно будет чем-то заниматься, а мне нравятся большие проекты.

— А в женском туре есть люди, кто читает книги? Сэлинджера, например.

— Очень много таких девочек. Вера Звонарева, например, получила два высших образования. Постоянно ездила с книгами. Да, признаюсь — мне сложно читать, я себя заставляю это делать. Мы с тренером как-то пошли в Мадриде в музей, но много времени там не провели. Мы ж спортсмены все-таки. Но человек может развиваться по-разному. Мне нравится общаться с разными людьми из разных индустрий, узнавать, как они добивались успеха. А смотреть баттлы, где люди оскорбляют друг друга? Не вижу в этом никакого развития.

Чем живет сейчас молодежь? Думают как получше себя сфотографировать и что об этом подумают. Не вылазят из Инстаграма. Думают не о том, как развиться внутренне, а о том, как накачаться и получше себя подать. Люди в компаниях сидят, уткнувшись в телефон. Да, я сама не без греха и провожу в нем много времени. Но когда мы встречаемся с друзьями, то кладем телефоны на стол и просто общаемся. Хотя, когда говорю все эти вещи, понимаю, что я уже, наверное, слишком взрослая, а скоро стану старой.

НАША СТРАНА ВЫСТАВЛЯЕТСЯ КАКИМ-ТО ЧЕРНЫМ ПЯТНОМ

— Как сейчас ваша травмированная кисть?

— Я все еще восстанавливаюсь. Гипс вот дома забыла, вообще мне без него нельзя ходить.

— Когда сможете начать выступления?

— На Australian Open я, скорее всего, не попадаю. Доктор ничего не говорит мне по срокам, чтобы я не радовалась и не расстраивалась. Будем маленькими шажочками двигаться вперед.

— А какого характера ваша травма? Это стрессовый перелом или что-то еще?

— У меня одновременно случилось две травмы. Диагноз звучит очень сложно и, если честно, мне не разрешают его озвучивать публично.

— Собираетесь ли в обозримом будущем играть за сборную России?

— Очень сложный вопрос. В зависимости от состояния здоровья и от личного графика турниров. Я выступаю в туре уже много лет, так что сейчас стараюсь сокращать свой график. Я провела за сборную много матчей, и всегда у меня был положительный настрой относительно приезда в национальную команду. Мой тренер Карлос Мартинес очень хочет приехать со мной в сборную. Кубок Федерации — единственный турнир, в котором он меня еще не сопровождал.

— И Карлос готов надеть олимпийку с надписью «Россия», даже если мы будет играть против его родной Испании?

— Это вообще не проблема. Он же мой тренер, и за меня всегда.

— Следите за допинговым скандалом вокруг российского спорта?

— Да, мы часто осуждаем это в компании друзей, у меня много друзей-спортсменов. Также я слушала по радио обсуждение — стоит ли показывать Олимпиаду, если туда не пустят сборную России.

— И стоит ли на ваш взгляд?

— Это же деньги. Получится, что мы заплатим МОК за то, что они нас исключили. С другой стороны — зрителям хочется увидеть Игры… В общем, это очень сложный вопрос. Слава богу, мне не нужно его решать. Такого же порядка вопрос и о выступлении под нейтральным флагом — чью бы сторону не принял человек, будет осуждение со стороны его оппонентов. В этой ситуации мне обидно за спортсменов. Вот у теннисистов много соревнований и помимо Олимпиады. Но в других видах спорта человек живет ради Игр. Он, может, всю свою карьеру положил ради этого олимпийского старта. А в итоге из-за политических соображений или каких-то других конфликтов его лишают такой возможности. В чем его вина?

— А как на эту ситуацию реагируют другие теннисистки?

— Если честно, я очень мало общаюсь в теннисных кругах. Но из разговоров с другими спортсменами могу сказать, что для всех тема допинга очень болезненна. Сейчас принимаются какие-то экстремальные меры борьбы с запрещенными препаратами. А наша страна выставляется таким образом, что якобы мы все принимаем допинг, а больше его нигде не употребляют. Словно мы какое-то черное пятно, а вокруг — все белое. Это для меня очень обидно. Такое ощущение, что весь мир на Россию какие-то банки катит.

— И в теннисе в том числе?

— Если честно, я боюсь затрагивать эту тему с иностранными теннисистками. Я хорошо помню, что мельдониевую историю с Шараповой им подали очень своеобразно. Сколько сказок я выслушала на эту тему от игроков, которых я в принципе уважаю! Доказывать что-то бесполезно. Если мне неприятно какая-то позиция, я просто не буду говорить на эту тему.

— А как после этого восприняли обвинения в допинге итальянки Сары Эррани?

— Мне кажется это вообще не обсуждалось. После Марии все настолько выдохлись, что уже не было никаких сил. Я спросила у пары человек, что там произошло. Но у каждого своя правда.

СЕРЕНА — СПЕЦИФИЧЕСКИЙ ЧЕЛОВЕК

— Продолжая разговор о Шараповой. Ваше мнение — она в состоянии вернуться на прежние позиции?

— Конечно, если ты столько времени находился на вершине, шансы вернуться есть. Но существует сложности, связанные с долгим перерывом в карьере. Не имеет значения, сколько ты тренируешься. Официальный матч и тренировка — совершенно отдельные истории. Тело реагирует по-разному, особенно, когда тебе под 30. Однако давать Маше какие-то советы я не возьмусь.

— Удивитесь, если Серена Уильямс выиграет первый же турнир после возращения из декретного отпуска?

— Нет. Серена сколько раз доказывала, что при должном настрое ее мало что может остановить. Ей очень помогает вера в то, что она сильнее всех соперниц. Серена — специфический человек, и она может преподнести сюрприз в любой момент.

— Следили за свадьбой Серены?

— Видела фотографии в Инстаграме. Мне кажется, это было весело. На свадьбу пришло много красивых элитных гостей. Но это и понятно — у Серены все должно быть на хорошем уровне.

— Серена сильно напоминает терминатора. Вам когда-нибудь было страшно играть против нее или просто стоять рядом с ней?

— Я мало кого боюсь. Но когда подойду и потрогаю ее за бицепс, думаю: «Да, с ней действительно лучше не драться». Конечно, она очень крепкая. Но на это можно смотреть с разных сторон. Например, удивительно, как она с этой своей массой может так передвигаться по корту. Я никогда не забуду, как она после какой-то паузы приехала в Австралию, и на ней было минимум 15 лишних килограмм, и она умудрилась тот турнир выиграть.

ВХОЖУ В ТОП-3 САМЫХ ТИТУИРОВАННЫХ ТЕННИСИСТОК

— Что означает ваша татуировка на левой руке?

— Там «Любовь» написано. Вообще, татуировки, как правило, не обсуждаются. Это личное. То, как вы их видите и воспринимаете, так и есть. Я делаю, как сама чувствую. Для меня все татуировки с какой-то историей. Посвящены определенной части моей жизни.

— Тату не самое распространенное явление в теннисе?

— Я, наверное, в Топ-3 вхожу. У Полоны Херцог все плечо забито, а у Бетани Маттек-Сэндз — вся рука. У меня спина, но это скрыто.

— Вы любите крутые машины. Сколько выжимали максимум?

— Не люблю скорость. И очень не люблю риск — смысла в нем нет. Мне предлагают — пойдем плавать с акулами в клетке или прыгнем с тарзанки. Вот это то же самое, что выжимать на машине 220 км/ч, неоправданный риск. Я вот недавно перегоняла машину из Петербурга, ехала по трассе, может, 180, и мне уже было не по себе. Была мысль, что все может разом оборваться — просто отвалится от машины что-то, и все. Я очень люблю жизнь, и благодарна родителям и богу, или кто в кого верит, за то, что у меня есть, чего я добилась. И не считаю нужным этим рисковать. И не только своей жизнью, а и жизнями окружающих.

— А какой тогда смысл в крутой тачке, если не гнать 220 км/ч?

— Ну она красивая, всем нравится. Да, она у меня максимально нафаршированная, но я не езжу быстро. Мне важнее, какой у нее внешний вид, обвес, салон я перешила в синий цвет. Чтобы она радовала глаз. Я же девушка.

— Такое отношение к риску у вас всегда было?

— Конечно, чем старше становишься, тем все осознаннее происходит. Но и когда я была моложе, не гоняла.

Читайте также: